Персональная выставка Сергея Шутова «Квалиа» в галерее ГУМ-Red-Line показывает 35 живописных работ, сделанных за последние пять лет. Большая часть их подготовлена специально к выставке.
«Квалиа» ― философский термин, который обозначает субъективный эмоциональный опыт, связанный с ощущениями. Ощущения могут быть одними и теми же, но восприятие всегда индивидуально окрашивает их. Сергей Шутов утверждает, что искусство связано с квалиа. На протяжении более чем 40 лет он разрабатывает свою образную систему.
“Любой объект, недоступный никому, кроме воспринимающего объекта, и есть квалия. Именно эти понятия и являются основным инструментом художника … Художник не является пользователем ментальных состояний наблюдателя, а является редким прямым источником квалия. Это позволяет приблизиться к невыразимому неописуемому, принадлежащему только непосредственно субъекту, наблюдающему, в нашем случае, произведению искусства, которое становится немыслимым, но вообразимым, неизреченным, но единственно возможным.”
Сияние ― важная часть эстетики Шутова. Художник работает со светоотражающими материалами. Сверкание ― материальный аналог космического эфира. Но в таких работах, как «Перчик» (2024) или «Баклажан» (2024), мистика соединяется с шутовством. В серии «Время» (2024), наоборот, художник работает со светопоглощающей черной краской, на фоне которой возникают белые и красные черты и штрихи ― подсчет дней, недель, может быть, лет и эпох.
Экспозиция напоминает зрителям о «золотом веке», когда московский андеграунд из подполья стал мейнстримом. Малая часть помещения оклеена серебристым полихлорвинилом как отсылка к мастерской Сергея Шутова в Фурманном переулке конца восьмидесятых, которая была целиком затянута зеркальной пленкой. На экране зрители могут увидеть подборку работ виджея Шутова из легендарного клуба «Птюч».
Сергей Шутов (р. 1955) ― один из героев эпохи перестройки и демократии: участник концертов «Поп-механики» (с 1986), первый академик «Новой Академии» Тимура Новикова (1987), художник фильма «Асса» (1987) и куратор Арт-рок-парада «Асса» (1988), экспонент первого российского аукциона «Сотби’c» (1988), президент Института технологий искусства (1993), первый российский виджей (1994), художник Российского павильона на 49-й Венецианской биеннале (2001). Сергей Шутов ― автор более 50 персональных выставок, начиная с 1986 года; среди них ― проекты в Третьяковской галерее (2003) и ММСИ (2008–2009).
Куратор выставки ― Михаил Сидлин
СЧАСТЬЕ ЕСТЬ
Эфирные миры Сергея Шутова
Михаил Сидлин
Сущность эфира довольно загадочна.
Константин Циолковский
Трудно отрицать, что квалиа существуют.
Дэниел Деннет
Как ученые Марса могли бы опознать земное искусство? Признав, что у землян есть нечто, не предназначенное приносить пользу и выходящее за рамки рациональности, но существенное для того, что они называют «чувствами». Возможно, способное быть проводником вибраций Вселенной. А возможно, просто приносящее субъективное удовольствие.
Старая эстетика много внимания уделяла вопросу о «вкусе» как о якобы существующей способности отличать «прекрасное» от «безобразного». Старая психология строила свои догадки об умственном развитии ребенка на основе его умения cтавить «прекрасные» лица выше «безобразных». Современная философия давно разрушила эти иллюзии общего прекрасного. То, что осталось, ― квалиа.
Квале де-факто заняло место вкуса. Нечто, внутренне доступное и интуитивно понятное, но не являющееся объективным. Уникальное свойство сенсорной системы, которое напрямую связано с восприятием. Опыт, к которому есть доступ у всех, но у каждого по- своему. То, что обеспечивает наслаждение, ― неважно, вкус шампанского «Абсолю» («Поль Гёрг экстра-брют») или цвет капеллы Скровеньи в Падуе. Или то, что вызывает досаду: так, я не получаю удовольствие от лучших в мире эльзасских рислингов, потому что они мне горчат, и, пробуя их, я всякий раз испытываю раздражение от своей неспособности присоединиться к хору винных экспертов, смесь досады и зависти. На каждый опыт ― свое квале, а вместе ― квалиа.
«Три профиля (а)» (2023) Сергея Шутова ― картина, написанная на сияющем фоне, покрытом пятнами. Эффект налицо, но он ошеломляет или очаровывает? раздражает или гипнотизирует? Может быть, всё одновременно? Мгновенный индивидуальный ответ нервной системы на этот раздражитель и есть квале. Можно попытаться объективировать его ― например, написать, что позитивное восприятие этих пятен соответствует холерическому темпераменту, а негативное ― флегматическому, но это ничего не прибавит к теории темпераментов Гиппократа и Галена, а главное, ничего не даст для понимания творчества Шутова, кроме разве того, что его работы взывают к активному прочтению, то есть можно назвать их квале-направленными, и это, пожалуй, главное их объединяющее свойство.
В основе многих работ ― простые композиции, отсылающие к классическим образцам. «Три профиля (а)» и «Три профиля (б)» следуют древнему греческому приему исокефалии: расположения голов на одном уровне. Но лица при этом составлены из плоскостей (в основном треугольников), написанных разнонаправленными штрихами, что делает их скорее похожими на модернистские архитектурные формы, чем на человеческие обличия. Архитектоническая задача ― на первом плане. А классические образцы ― только реперные точки на дальнем горизонте.
В традиционной живописи одна из технических установок ― объединение фигуры и фона, сближение планов. Эту живописную задачу Шутов решает в резком разрыве с традицией. Потому что фигура у него часто не объединена с фоном, а противопоставлена ему: материалом, техникой, цветом, фактурой, как, например, в работе из серии «Другие люди» (2022, 70 × 100 см). Но тем не менее она с ним связана ― за счет сияния, излучения, иррадиации заднего плана.
Фигуры у Шутова часто тяжелее фонов. Он добивается этого разными средствами ― как чисто живописными, так и с помощью новых материалов разного рода. Это создает удивительный «эффект Шутова». И мгновенное узнавание ― «это Шутов!», которое следует за эффектом. Его фигуры парят в пространстве, при этом проистекание лучей из центра композиции, как, например, в полотне «Б/н (Голова 1)» (2020), словно удерживает голову «на плаву». Это излучение сродни сияниям в иконописи.
Пространство шутовских картин не пусто ― это живое, пульсирующее существо-вещество, иногда плоское и сияющее, иногда шероховатое и бугристое, заполненное червяками линий и потоками цвета. «Где есть пространство, там есть и материя. И самое пространство есть вещество. Одно без другого немыслимо», ― писал когда-то Константин Эдуардович Циолковский1. Он был сторонником теории эфира, то есть предполагал, что межзвездное пространство не пусто, но заполнено особой субстанцией, из которой возникают и в которую уходят звезды. Сергей Шутов ― пропонент эфирной теории в живописи. Потому что пространство его картин всегда материя.
Герои Шутова обитают в космосе, описанном Циолковским. В нем нет силы тяжести и трения, поэтому персонажи скорее парят, чем стоят. Этот локус пронизан незримыми лучами, волнами проходящими сквозь него, и при помощи живописи Шутов делает эти энергии зримыми. Если предположить, что теория автогонии верна (идея, которую с Циолковским разделял академик Опарин), то невидимая материальность пространства служит также прочной основой для перехода от материи мертвой к материи живой, тем более что один вид материи во многом подобен другому (Циолковский указывал на кристаллы как образец «жизни» в «неживой» природе2).
Выставочное пространство ― образ Вселенной. Идеальный белый куб модернизма соответствует современной теории межзвездной пустоты, в которой существуют лишь отдельные космические тела (читай: произведения). В теории эфира пространство не может быть пусто. Оно всегда заполнено, причем заполнено, быть может, самыми необычными видами существ. Циолковский предрекал появление созданий, которые будут питаться только солнечной энергией3.
«I need a miracle, it's more than physical», ― пела Коко Стар под музыку группы Fragma в начале нулевых. Один из хитов международной транссцены. И тут пора вспомнить, что Сергей Шутов ― единственный в России, кто смог создать визуальное искусство, адекватное эпохе рейва. И не только как первый в России виджей, постоянный резидент клуба «Птюч» в девяностых. Но и как живописец.
Рейв связан с бурным переживанием совместной раздельности. Тотальное погружение в ритм, утрата пространственных координат, массовое соприсутствие и недостаток тесных контактов ― характерные черты вечеринок эпохи техно. Живопись Шутова ― для тех, кто привык жить на бите 120–150, но способен и к восприятию медленных диссонансных гармоник. Возможно, лучше рассуждать о его искусстве в терминах музыкальной сцены, и тогда стоящие фигуры из цикла «Другие люди» зазвучат как мейнстримный хаус с его репетативностью, а серия «Время» отзовется как дарк эмбиент: радиопомехи и стоны отдаленных галактик, пение оперных див и звуки неласковых языков, сливающиеся в непроницаемый шум, положенный на жесткий ритмический рисунок.
Сергей Шутов ― художник альтернативной массовой культуры. Хаус ― это альт-диско. Техно ― это альт-cинтипоп. И так далее. Характерная форма культуры андеграунда ― сопротивление массовому вкусу, приводящее к тому, что сопротивляющийся сам становится популярным. Звезда альтернативной сцены начала девяностых DJ Грув ― автор «Счастье есть», самой липкой композиции российских клубов конца девяностых. Счастье Шутова в том, что живопись не предполагает народной любви взасос.
Выходец из среды московских хиппи, Сергей Шутов начал заниматься искусством в семидесятых. Но его малочисленные работы той поры почти не сохранились. Так что подлинный отсчет его творчеству надо вести с начала восьмидесятых, когда Шутов уже был признанным гуру подполья. «Канон» 1982 года (написанный вместе с Аркадием Славоросовым) открывает Антологию российского рок-самиздата4 как его основополагающий текст, расходившийся в виде машинописных листовок и растекавшийся по страницам самопальных альманахов. К этому моменту Шутов успел уже поработать монтажером и грузчиком, служителем зоопарка и лектором Планетария, став каноническим героем «поколения дворников и сторожей». Участие в выставках на Грузинке обеспечило ему формальный статус художника (и всего лишь через 40 лет после приема в Горком графиков он получил мастерскую от ТСХР, преемника Горкома).
«Канон» ― текст, который показывает, что на Руси пророчеством может стать всё. И даже слово «пророк» может быть прочитано как «проРОК», то есть возвестить новое слово рок- н-ролла. Философичность, тенденциозность, алогизм, юмор. Индивидуализированный язык, эмоциональная орфография, кустарная мифология. Всё это остается чертами художественного мышления Сергея Шутова на протяжении 50+ лет.
Шутов одним из первых оказался героем той эпохи, когда искусство стало бытом, а быт ― искусством. Эпохи сплошного карнавала конца восьмидесятых ― начала девяностых. Экспозиция в галерее напоминает зрителям о «золотом веке», когда московский андеграунд из подполья стал мейнстримом. Малая часть помещения оклеена серебристым полихлорвинилом как отсылка к мастерской Сергея Шутова в Фурманном переулке конца восьмидесятых, которая была целиком затянута зеркальной пленкой.
Постсоветское искусство связано с советской эстетикой, как гриб с трухлявым пнем. В отличие от соцарта, паразитирующего на советском плакате, или московского концептуализма, выросшего, как черная плесень, на теле детской книги, стилистика Сергея Шутова произрастает из незабываемых советских журналов для подростков ― таких как «Искатель» или «Техника ― молодежи». Но корневая связь Шутова с научно- фантастической графикой не означает его похожести на нее. Он не подражал журнальной иллюстрации ни в формате, ни в технике, ни в композиции. Достаточно сравнить Сергея Шутова и Дмитрия Гутова.
Концептуализм приравнял искусство к языку. Шутов пошел другим путем: он пропустил русский космизм через сито галлюцинаторного реализма. Такие работы, как, скажем, его «Ученый» (2006), со всей очевидностью происходят из советской научной иллюстрации. Но при этом портрет ученого с колбой в руках излучает во все стороны цветные широкие полосы, показывающие, что эта наука существует на территории рейва. Текне на площадке техно.
Советская фантастическая графика до сих пор не понята как феномен. А ее осмысление помогло бы оценить работы Сергея Шутова. Все эти изображения космических пространств и городов будущего, колец Сатурна и путешествий на Марс отчасти иллюстрировали научные открытия, но по большей части были плодами художественного воображения, вдохновленного русским и западным искусством первой половины XX столетия. Связь между нонконформизмом и околонаучной иллюстрацией прямая и несомненная. Скажем, Виктор Умнов (1931–2022) иллюстрировал Еремея Парнова5, а «художником-оформителем» в журнале «Искатель»6 служил в этот момент Владимир Немухин (1925–2016).
Приключения / научная фантастика были альтернативной массовой культурой советской эпохи. В противовес официозу писатели, художники и кинематографисты создавали свой мир, в который идеология проникала только по касательной, потому что ее затмевали увлекательный сюжет и живописные детали. «Планета бурь» (1961) и «Человек-амфибия» (1961) ― против «Поднятой целины» (1960–1961). Связь эстетики Шутова с советским «бульварным чтивом» несомненна. Но его корни уходят глубже.
Живопись Шутова проистекает из советского космизма, но резко отличается от него. Потому что это советский космизм, прошедший эпоху рейва. Отцы Детройт-техно тоже смотрели на звезды сквозь призму дешевых журналов и фильмов категории В. Но можно ли воспроизвести в выставочном пространстве «бесконечно разреженный космический эфир ― проводник света» (К. Э. Циолковский)?7
Небо, видимое из космоса, выглядит совершенно черным, потому что голубой цвет целиком принадлежит земной атмосфере. Стоит убрать слой воздуха, и мы увидим, что человечество окружает бесконечная чистота черного, разрываемая только постоянным свечением точек на небе. Эти точки ― звезды ― ночью кажутся наблюдателю с Земли чуть красноватыми по той же самой причине ― из-за плотной газовой оболочки, удерживаемой гравитацией. Эта постоянная среда более всего преломляет и отклоняет лучи с наименьшей длиной волны, то есть фиолетовые, а менее всего ― красные.
Холсты для серии «Время» закрашены в 2024 году светопоглощающей краской, какой окрашивают стены в кинотеатрах, чтобы отблески не мешали просмотру. Это делает фоны похожими на космическое пространство. И на них возникают черты, переводящие бесконечное восхищение пространством в измерение времени. Звездное небо над нами переходит в законы чисел. Связь прямая и непосредственная ― счет времени в Ниппуре родился из наблюдений за движением Солнца по небесному своду. Год шумеры разбивают на 12 месяцев, сутки ― на 12 часов. И мы до сих пор идем за шумерами вслед.
Чем дальше мы погружаемся в непроглядную ночь, тем больше потребность в подсчете пройденного. Измерение дней, недель и месяцев зарубками существует с незапамятных времен, оно едва ли не предшествует цивилизации и до сих пор процветает там, где нет часов и телефонов. Робинзон Крузо воткнул палку в песок и ежедневно делал на ней засечки. А зэки в карцерах до сих пор процарапывают на стенах вертикальные и горизонтальные резы. Сергей Шутов берет за основу архаическую систему измерения и экспериментирует с ней, превращая из отсчета дней в серию абстрактных картин на тему времени.
«Как громадно и свободно пространство, окружающее Землю, как оно полно светом и как пусто. Это жаль!.. Как мы теснимся на Земле и как дорожим каждым солнечным местечком, чтобы возделывать растения, строить жилища и жить в мире и тишине. Когда я блуждал в окружающей ракету пустоте, меня особенно поразила эта громада, эта свобода и легкость движения, эта масса бесплодно пропадающей солнечной энергии... Кто мешает людям настроить тут оранжерей, дворцов и жить себе припеваючи!..» ― как говорил Константин Эдуардович Циолковский устами одного из персонажей своей фантастической повести «Вне земли»8. Работы Шутова отсылают нас в будущее человечества, когда старая Земля будет казаться не более чем тюрьмой, долгое время удерживавшей людей от свободного парения в эфире и бесконечного полета к звездам.
«― Может быть даже, человечество так преобразится,— заметил Франклин,— что не будет в пустоте нуждаться ни в скафандрах, ни в жилищах. — А может быть, еще ранее,— добавил русский,— создаст в эфире газовую незакрытую атмосферу, которой и будет пользоваться!»9
ССЫЛКИ
1 К. Э. Циолковский. Любовь к самому себе, или Истинное себялюбие. Калуга: Издание автора, 1928. С. 17.
2 К. Э. Циолковский. Зарождение жизни на Земле. Возможен ли перенос жизни на Землю с иных планет? // В мастерской природы. 1922. № 1. С. 13–14.
3 К. Э. Циолковский. Живые существа в космосе // К. Э. Циолковский. Грезы о земле и небе. Тула: Приокское книжное изд-во, 1986. С. 271–272.
4 Золотое подполье. Полная иллюстрированная энциклопедия рок-самиздата. 1967–1994. Нижний Новгород: Деком, 1994. С. 200–201.
5 М. Емцев, Е. Парнов. На Зеленом перевале // Искатель. 1962. № 1 (7). С. 45, 56, 61. 6 Искатель. 1962. № 1 (7). С. 160.
7 К. Э. Циолковский. Изменение относительной тяжести на Земле // К. Э. Циолковский. Грезы о земле и небе. Тула: Приокское книжное изд-во, 1986. С. 41.
8 К. Э. Циолковский. Вне Земли // Там же. С. 115.
9 То же. Там же. С. 124.
Художник:
Сергей Шутов
